• Куда едем сегодня? — спрашивает меня Иван Адольфович, пока я подхожу к его машине.
• Сегодня никуда, -отвечаю я, -расскажите лучше мне об аварии в Чернобыле, говорят, Вы участвовали в ликвидации.
• А, и тебе рассказали, ладно, садись в машину.

Галговский Иван Адольфович вот уже почти 48 лет работает водителем в Молодечненском зональном ЦГЭ, еще с тех времен, когда наша организация называлась Молодечненский горрай СЭС (прим. — санитарно-эпидемиологическая станция). Но из-за его скромности, далеко не все даже у нас на работе знают, что Иван Адольфович принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобольской атомной электростанции. Что же, будем исправлять ситуацию.

26 апреля 1986 года был обычным днем, никто даже не мог предположить, что где-то совсем рядом произошла страшнейшая техногенная катастрофа современности. Люди гуляли по улицам, готовились к майским праздникам, никто ничего не знал, никто ничего не говорил…

… заговорили через несколько дней. В те дни наш герой даже не представлял, что скоро сам станет участником этих событий.

Иван Адольфович протягивает мне военный билет с записью: «с 22.10.1986 по 14.04.1987 принимал участие в работе по ликвидации последствий на ЧАЭС».

• Дома жена и маленькая дочка, а я сижу в военкомате, среди таких же молодых парней, с одним вопросом — куда нас отправят и что мы будем делать, — продолжает Иван Адольфович, — но ничего конкретного нам не говорили. В этот же день нас отправили из города Молодечно в в/ч Околица под Минском, а уже оттуда в Гомельскую область.

Палаточный лагерь, в котором нам предстояло жить следующие шесть месяцев, располагался между поселком Рудаков и деревней Бабчин Хойникского района. Рудаков был жилой, а вот Бабчин уже отселили (прим. — деревня находилась в 30-ти километровой зоне отселения).

Нас распределили в 1-ю РСО (прим. — рота специальной обработки), в которой в общей сложности было около 90 человек. Задача перед нами стояла следующая: дезактивация загрязненной территории. Работы по дезактивации в основном включали в себя пылеподавление, отмывку всех объектов от радиационной пыли и снятие зараженного грунта.

В плане выполняемых работ для меня ничего не поменялось, так как на гражданке я был водителем, меня им и назначили. Точнее я теперь был химиком-водителем. А моей рабочей лошадкой на это время стал ЗИЛ-157 АРУП — грузовая машина с бочкой, в которой размещался дезактивирующий раствор.

Наш день начинался в 6 часов утра с построения, а уже к 10 часам мы ехали на выполнение задания.

Все работы по дезактивации мы выполняли в 30-ти километровой зоне отселения на белорусской территории. На тот момент население уже все эвакуировали, и кругом были пустынные улицы, на которых стояли закрытые на замок дома. Осознание масштаба трагедии пришло не сразу: люди еще верили, что смогут через какое-то время вернутся обратно.

Даже у нас в 1-й РСО были горячие молодые головы, которые мечтали, чтобы их отправили на “трубу” (прим. — так называли работы проводимые на реакторе Чернобыльской АЭС) в зону аварии, чтобы потом скорее отправится домой. Никто в то время не осознавал этой страшной опасности — ведь радиации не видно. Но нам на самом деле повезло — в 10-ти километровую зону нас не отправляли, не говоря о самом реакторе.

Было сложно, но с поставленной задачей справились. Все работали с энтузиазмом, понимая, что если не мы, то кто выполнит задание.

Через шесть месяцев нас отправили обратно, а наше место заняла следующая группа ребят. Я наконец-то вернулся к семье.

В завершении Иван Адольфович достает из бардачка медаль “Участник ликвидации последствий аварии ЧАЭС”.

Раздается телефонный звонок — Ивана Адольфовича вызывают на объект, завезти специалистов — и он снова выполняет поставленную задачу.

Я благодарю его, и мы прощаемся.

Теперь историю Ивана Адольфовича смогут узнать чуть больше людей, и не только его коллеги, а ведь таких историй-судеб еще очень много…

 

Врач-гигиенист

отделения гигиены труда отдела гигиены                          В.Ю.Былинский